Уже вторую весну подряд украинская полиция, под видом имплементации Европейской конвенции о киберпреступности, пытается установить в Украине интернет-цензуру. Если точнее, полиция хочет получить от операторов и провайдеров связи список всех “конечных пользователей” интернета, а также возможность блокировать доступ к отдельным сайтам.
Конвенцию о киберпреступности имплементировать нужно. Однако, кажется, украинские силовики решили использовать общеевропейский документ для создания своего “Укркомнадзора”. По крайней мере, такие опасения высказывает интернет-общественность.
Судя по критикуемому ими законопроекту «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Украины относительно имплементации положений Конвенции о киберпреступности», — до “Укркомнадзора” нам, к счастью, пока далеко. Право блокировки сайтов, по документу, принадлежит суду. Это — важнейшее отличие европейских государств от авторитарных режимов. А вот в странах с сильной интернет-цензурой сайты может блокировать по своему усмотрению специальный орган, тот же “Роскомнадзор” в России.
Есть в критике и доля истины: новый законопроект всё же позволяет прокурору самостоятельно заблокировать сайт. Правда, только в исключительных случаях (для спасения жизни людей или предотвращения тяжких и особо тяжких преступлений). Но после этого ему всё равно нужно немедленно обратиться к судье за подтверждением блокировки.
Хочется сказать, что всё неплохо и соответствует практике правовых государств. Но дьявол, как известно, — в деталях.
Во-первых, нигде в законопроекте четко не прописано, какие сайты, в каких случаях, почему и как надо блокировать. По тексту, блокироваться могут любые “адреса в сети Интернет, веб-сайты и веб-страницы”, которые “содержат информацию, распространение которой содержит признаки уголовно наказуемого деяния”.
С одной стороны, суд, принимая решение о блокировке сайтов, должен учитывать баланс между правоохранительными интересами и уважению к правам человека. С другой стороны, у одного следственного судьи может быть одновременно и 300 дел в производстве. А еще есть судьи со, скажем так, “цифровой неграмотностью”, которым подобные решения доверять вообще страшно: такие во время рассмотрения дела могут, например, просить перевести адрес электронной почты с латиницы на кириллицу, потому что “так понятней”.
Смогут ли украинские суды принимать решения о запрете доступа граждан к определённой информации, соблюдая при этом права человека на получение этой самой информации? В этом есть сомнения.
Во-вторых, возникают проблемы с защитой прав собственников заблокированной информации. Во время рассмотрения ходатайства о блокировке суд может заслушать доводы собственника веб-сайта или провайдера. Может — но не обязан.
Далее, обжаловать решение о блокировке сайта могут те же собственник сайта или провайдер, но не собственник информации. То есть если, вы на чужом сайте разместили свою информацию, и доступ к этой информации был заблокирован, вы сами подать ходатайство об отмене блокировки не сможете — это делает только собственник сайта или провайдер.
Это — серьёзные проблемы, и для их решения необходимы более точные определения следующих моментов:
● перечня преступлений, в рамках расследования или предотвращения которых можно блокировать сайты;
● признаков информации, которую можно блокировать;
● случаев, когда блокирование информации может иметь необходимый эффект при расследовании преступлений.
Также блокировка доступа к информации должна стать не первоочередной, а крайней мерой, которая используется лишь в том случае, если другими способами предотвратить или расследовать преступление невозможно.
Такая детализация не является чем-то новым или несвойственным другим правовым государствам. Конвенция о киберпреступности, на которую ссылается законопроект, содержит в себе перечень преступлений, на которые она распространяется: от производства детской порнографии — до несанкционированного доступа к чужой информации. Именно нормы конвенции должны лечь в имплементирующий её законопроект. Не нужно выдумывать “особое украинское колесо”.
Кстати, о самой конвенции. В сети пишут о том, что конвенция о киберпреступности не содержит упоминания о какой-либо блокировке информации вообще и украинская полиция, прикрываясь конвенцией, пытается просто получить доступ к блокировке сайтов. Это не совсем так: Конвенция предполагает возможность запрета доступа к данным с определенной компьютерной системы. (Конвенция определяет “компьютерную систему” как “ “любое устройство или группу взаимно связанных устройств, один или более из которых, в соответствии с определенной программой, исполняет автоматическую обработку данных”. По сути это — любой компьютер или сервер, на котором размещен сайт.) Однако, делать это можно только при наличии особых оснований, которые оправдывают применение подобных мер, с указанием четких сроков блокировки.
В украинском же законопроекте ни оснований, ни процедур нет — блокировать можно всё, если для этого будет решение судьи.
Наконец, предпосылки для злоупотреблений полномочиями могут появиться не только у судьей, следователей и прокуроров. Операторы и провайдеры связи смогут создать инфраструктуру, позволяющую достаточно быстро заблокировать любой сайт.
Украина – не единственная страна в Европе, где государство во время политического кризиса попыталось ограничить доступ к информации. Например, правительство Испании во время каталонского референдума старалось заблокировать все связанные с Каталонией сайты. Но правозащитники посчитали такой прецедент опасным и при их поддержке провайдерам удалось избежать этого.
Сегодня многие пытаются ответить сами себе на вопрос: я за свободный интернет или за право правоохранителей блокировать доступ к информации? Или всё же есть какой-то средний путь?
